Повелитель теней. Том 1 [СИ] - А. Никл

— Знаете что? Мне неинтересно, — Александр выпрямился, вытер кровоточащий нос рукавом и пошёл к выходу. — Вы просто чокнутые.

— Ну так порадуйся, — я хмыкнул. — Только чокнутые будут помогать такому заносчивому засранцу, как ты.

— Никакой благодарности! — под смех Егора я трагично воздел руки к потолку.

* * *

Спальня Виктора Викторовича, раннее утро.

Директор спал и видел прекрасный сон: великолепный яблоневый сад был весь в цвету, лёгкий ветерок гонял по аллее белые лепестки, а где-то вдалеке оркестр играл классический вальс. Виктор Викторович наслаждался спокойным отдыхом — директорская должность вытянула из него все соки, ему хотелось просто лежать и не двигаться. Он перевернулся на другой бок, пытаясь поудобнее устроиться, и в этот момент его скальп пронзила острая боль. Он вскрикнул и проснулся.

Вроде бы ничего странного. Наверное, приснилось. Виктор Викторович приподнялся и вспушил подушку, но волосы вдруг сильно натянулись, словно кто-то пытался их вырвать. Его пробил холодный пот. Он очень любил свои волосы. Он осторожно ощупал свою голову от лба до затылка, пальцы то и дело натыкались на какие-то эластичные комки, которые тем не менее намертво запутались в волосах.

— Да что такое⁈ — взревел Виктор Викторович и сел на кровати. Подушка оттянула голову назад, едва не оторвав скальп. На колени шлёпнулось что-то твёрдое и холодное. Он взял это и поднёс к глазам. Маленький железный тюбик с надписью «Момент». И таких тюбиков было много. Кто-то пробрался к нему в спальню и завалил его кровать использованными тюбиками клея! Его волосы, его великолепные волосы… Да чтобы избавиться от клея, ему придётся мыть голову ацетоном!

Анна Викторовна была абсолютно права. Сегодня случилось страшное. Ничего ужаснее и придумать невозможно!

С яростной руганью директор встал, придерживая подушку руками, и потопал в ванную, но дверь почему-то не открылась. Он дёрнул дверную ручку сильнее, и она отвалилась — осталась лежать в его ладони, насмешливо поблёскивая. Виктор Викторович присмотрелся и вспомнил каждое нецензурное слово, которое слышал за всю свою жизнь: дверные швы были залиты клеем, при всём желании дверь просто невозможно открыть, она была запечатана намертво.

— Да что здесь происходит⁈ — пробормотал Виктор Викторович. — И почему я уверен, что это как-то связано с первым курсом?

Словно ему в ответ, из коридора донеслось громогласное:

--- КУКАРЕКУ!

Север Краснодарского края, посёлок Рассветный.

Если бы Марк Ломоносов сейчас встретил Леру и Веру, бывших служанок Раковых, которые пытались его убить, то не узнал бы их. Всего за неделю они изменились до неузнаваемости — и не из-за хорошей жизни. Верховный жрец Перуна, который и заплатил, чтобы они прикончили Ломоносова, не прощал ошибок. Как только стало понятно, что девушки провалили задание, их скрутили и отправили на подпольный аукцион. В итоге их выкупил землевладелец, которому требовались люди для сельскохозяйственных работ. Относился он к своим работникам плохо — не кормил, избивал, заставлял работать круглыми днями на невыносимой жаре.

Лера и Вера в первый же день подхватили вшей, и их коротко подстригли, а потом ещё искупали в керосине. Под полуденным солнцем обе девушки сильно обгорели. Страшно подумать — они были здесь всего несколько дней, но для них это время растянулось в вечность.

— Ты не жалеешь? — спросила Вера, скрутившись калачиком в углу сарая.

— Жалею, — вздохнула Лера. — Я думала… Думала, что он будет таким же уродом, как и остальные.

— А по факту уродками оказались мы.

— Ага.

Они немного помолчали.

— Дуры мы, да? — Вера всхлипнула и размазала слёзы по грязному лицу.

— Ещё какие. Но знаешь что? — Лера, стараясь не потревожить страшные ожоги на спине, подползла к сестре и показала ей что-то на своей ладони.

— Что это?

— Десять рублей, — прошептала Лера. — Я украла.

— Нас убьют! — испуганно прошипела Вера. — Да и что тебе эти десять рублей дадут⁈

— Баб Маня согласилась отправить письмо, если я заплачу за конверт и марки.

— Эта карга? Да она прикарманит деньги и сдаст тебя этому ублюдку!

— Есть идеи получше?

Сёстры уставились друг на друга. Вера отвела взгляд первой и спрятал лицо в ладонях:

— Ты хочешь написать ему? Серьёзно? Ему⁈

Лера обессиленно закрыла глаза и пробормотала:

— Он не убил нас в поезде. Может быть, пожалеет и в этот раз.

* * *

В дверь настойчиво стучат. Нет времени даже полностью раздеться — с каждой секундой стук становится громче, и уже скоро дверь дрожит и едва не вылетает из петель. Я спешно снимаю штаны и запихиваю их ногой под кровать, взлохмачиваю волосы, закутываюсь в плед и напускаю на себя сонный, слегка чумной вид. Я распахиваю дверь, и занесённый для стука кулак зависает перед моим носом. На моём пороге стоят директор и Лысая, за их спинами переминаются с ноги на ногу старшекурсники, которые избили императорского сына в душевых. Видимо, я слегка переборщил с ментальным вмешательством, потому что время от времени они то кукарекали, то хрюкали.

— Марк Ломоносов, где вы были прошлой ночью? — строго спросила Лысая и почему-то с удивлением уставилась на дверь. Кажется, даже провела пальцем по дверному косяку.

— В своей комнате, спал, — я сладко потянулся и зевнул.

— Кто-нибудь может это подтвердить?

— Эх, если бы… — с грустью протянул я. — Только вот Устав Академии запрещает водить в общежитие девушек. Да ещё и комендантский час!

— Эти молодые люди, — Виктор Викторович кивнул на старшекурсников, — говорят, что вы как раз-таки самым наглым образом нарушили комендантский час, избили их и заколдовали, убедив их, что они — животные.

— Странно, — я с недоумением почесал затылок, стараясь не переигрывать. — Не помню ничего подобного. Но, может быть, эти молодые люди напомнят, где мы с ними встретились? Неужели я пробрался в их спальни?

— Мы… — проблеял один из старшекурсников и заткнулся. Они испуганно переглянулись, в их глазах загорелось осознание. Травить втихаря императорского сына — это одно дело. Совершенно другое — если вся правда выльется наружу. Александр Стахович, конечно, жаловаться не будет — гордость не позволит. В его характере, скорее, молча стерпеть, а потом выловить обидчиков по одному и начистить им рожи. А вот я — тёмная лошадка.

Так-то я много не потеряю, если во всём признаюсь: ну подумаешь, решил прогуляться, увидел, как толпой избивают одного человека, вступился и навалял негодяям. Хорошее перевешивает плохое. А вот со старшаками разговор будет коротким. Они сразу об этом не подумали, нажаловались сгоряча, а вот сейчас поняли, как оплошали. Правда, они не знают, что в моих интересах тоже умолчать обо всём. Причина проста — не хочу наживать врага в лице Александра Стаховича. Он хоть и высокомерный засранец, но чувствуется в нём внутренний стержень.

— Что — вы⁈ — с раздражением переспросила Лысая.

— Да вот сейчас мне кажется, что я ошибся… — промычал один из старшекурсников.

— Темно было, — подтвердил второй.

— Ага, вот смотрю на Ломоносова, и кажется мне, что это вроде бы был не Ломоносов… — активно закивал третий.

— Вы издеваетесь⁈ — не сдержавшись, закричала Лысая. Виктор Викторович положил ей ладонь на плечо, и она замолчала, тяжело дыша. Её лысина бешено сверкала под тусклой лампой. — Вы хотите сказать, что оклеветали Марка Ломоносова, но в последний момент струсили, испугались мести и признаётесь во лжи?

— Ну, не то чтобы оклеветали… — вставил ближайший к ней старшак и попятился в глубь коридора. — И не то чтобы во лжи… Мы случайно ошиблись. Абсолютно ненароком. Нас так быстро раскидали, а потом ещё и мозги затуманили, мы же ничего не соображали!

— Не то чтобы многое изменилось, когда вас расколдовали, — передразнила его Лысая и велела: — Шагом марш в ректорат писать объяснительные! Что-то мне уже кажется, вас никто не бил и не вынуждал кукарекать и хрюкать. Возможно, это ваши внутренние звери вырвались на свободу.

Ядом в её голосе можно было убивать.

— Алина Юрьевна хочет сказать, что мы проведём расследование, — произнёс директор и повернулся ко мне: — Приносим извинения, Марк. Мы обязаны проверять любую информацию.

Вся делегация удалилась, и я с облегчением захлопнул дверь. Часы показывали половину восьмого утра. Я торопливо переоделся, привёл себя в порядок и, позёвывая, спустился в столовую. Что-то казалось мне странным, но я не мог понять —